Категория: Экзекуция

В свете заходившего солнца поля близ Велебиц казались темными — так густо были они покрыты кровью павших в битве воинов. Еще вчера здесь дотемна рубились вместе налившиеся силой вояки столичного князя и тороватые новгородцы, до последнего уповавшие на помощь польского короля. Приученные к воинской дисциплине и порядку московские войска одержали верх над превосходящими силами новгородской армии, которая разумела только одно воинское искусство — навалиться всей массой и рубиться в капусту.

Повдоль полей пролегала древняя “соляная” дорога на юг, ведущая за границы Новгородской земли. По этой дороге московиты, коих воевода стародубский князь Пестрый после заслуженной победы отпустил пленить и казнить данников Величавого Новгорода за их дерзостное непослушание сударю, широким потоком гнали плененных близлежащих обитателей.

Шедший в охранении касимовский татарин Ибрагим, звонко цокал языком, смотря на череду рыдающих золотоволосых женщин, которых вели грозные вояки столичного князя. Девки были босы, практически наги, со связанными впереди руками. В их массе то и дело слышались звучные всхлипы и повизгивания, которые дружинники по мере сил старались пресекать.

Только когда девок стали гнать прочь от родных домов, когда деревня стала прятаться от их взоров, раздался нескладный протяжный вой и клики — пленницы стали валиться на теплую июльскую землю, простирая к своим победителям руки и моля о пощаде.

Посреди воинов послышался ропот:

— Крамольники! Вероломцы!

— Родную землю без боя бискупам да Казимержу кинули!

— Нет вам милости и не будет!

Одна из девок, которая посмелее да погрудастее, быстрее для того, чтоб подбодрить собственных полоненных сестер, поднявшись с колен выкрикнула, обращаясь к близстоящему дружиннику:

— А что, детинушка, не трусишь с девками вести войну? А сладко лизывать зад князя монгольского, козел рваный?

Вояки заржали:

— Кривду лжешь, девка!

— Вишь, как замуж желает!

— Да грех ведь крамольницу брать…

— Пускай вон поганый возьмет жонку для себя, ему не грех.

Московит нахмурился, пыльная броня меркло сверкнула из-под малинового кафтана, но ратник сдержал себя, зато головной вояка так дернул за веревку, которой были связаны девки, что грудастая опять свалилась на землю.

— Погоди! — Ибрагим кинулся к полонянкам и споро развязал узлы на руках грудастой девки. Десятник как-то косо поглядел на рябое лицо татарина, но дал приказ тормознуть.

Татарин споро сбросил голубые крашенинные портки и одной рукою повалил девку на землю.

Из толпы девок раздались голоса:

— Ох, бедная Луша, что все-таки деется?!

— Цыц, вероломицы, ужо вам будет, когда до княжеского стана дойдем!

Меж тем Ибрагим устроился своим большущим волосатым задом на лице девицы, глухо прорычав:

— Сейчас ты лизать зад монгольский, новгородская тварь!

Девка крепко-накрепко сжала губки и попробовала отвернуться, но силы были очень неравны.

Толстый палец Ибрагима больно нажал Луше на подбородок, так что девке пришлось побороть омерзение и ткнуться носом и ртом в пахнущий монгольский афедрон.

— Лижи, сука, лижи — Ибрагим наседал на чуть ли не потерявшую сознание от тяжести и стыда девушку, ерзал на ее прекрасном лице, устраиваясь поудобней, звучно выпустил газы под нос Луши и тотчас же его анус начал выдавливать из себя длинноватую темно-коричневую колбаску, которая сейчас покачивалась прямо перед устами новгородки. В конце концов, Ибрагиму удалось, надавив на затаенные точки, раскрыть рот лежащей под ним девицы и 1-ый кусочек кала свалился в обширно раскрытый красный рот Луши.

Масса пленных ахнула:

— Бох ты мой!

— Ой, сма-ари!

Московитские вояки молчком следили за происходящим. Редко-редко дружинники позволяли для себя дать меркантильный совет татарину либо еще раз укорить девок:

— Тако тебя твои хозяева Борецкие бесчестили?

Злосчастная женщина все еще пробовала сопротивляться, за что озлобившийся татарин прочно ухватил руку полонянки и размазал свое дерьмо по лицу новгородки.

— Взгляни, как у поганца возстал! — Заорала одна из девок.

— Паки руцей помогает! Ща пялить зачнет!

Ибрагим и впрямь свободной рукою залупил свою немаленькую снасть и стал ее оглаживать, в то время, как Луша, зажмурив глаза, конвульсивно глотала монгольское дерьмо, просто чтоб не задохнуться.

Но после того как ей пришлось проглотить говно, женщина как будто растеряла разум и только смотрела невидящими очами куда-то поверх голов воинов, когда Ибрагим задирал на ней сорочку. Два юных смешливых ратника посодействовали татарину за руки и за ноги перевернуть новгородку на животик, и сейчас он старательно харкал вонючей слюной в межножие девки, меж делом готовя собственный уд к бою.

— Щас ей тако воткнет, что цельну седмицу дыра запираться не будет! — Звучно произнес старый десятник.

Татарин 2-мя руками взялся за жопу Луши и, раздвинув белеющие в сумраке половинки попробовал с размаху вставить собственный вздыбленный хер вовнутрь невинного молодого существа. Как и предполагалось, 1-ая попытка оказалась неудачной, Луша взвизгнула и попробовала вырваться, но сильным ударом по затылку Ибрагим ткнул даму лицом в сухую жесткую землю. Ибрагим не оставлял попыток завладеть не созданным для него проходом, Луша только тихо стонала. В конце концов головка большого органа просочилась в самый притвор задницы полонянки, а неутомимый татарин загнал член до самого корня в горячее извивающееся тело. Последовал одичавший вскрик и женщина растеряла сознание. Татарин-же рычал, его лицо раскраснелось и он все насаживал и насаживал нечуткое тело на себя до того времени, пока не изувер в кишки пленницы свое семя.

Стояла тишь. Сова ухнула в недалеком, медлительно темнеющем лесу. Хладнокровные новгородские сосны с любопытством следили за происходящим. Еще жива Луша, со связанными нанизанная задним отверстием на тупой перекосившийся кол, смотрела невидящими очами на уходившую вдаль колонну, чему-то улыбалась ртом с запекшейся кровью в уголках.

Предстоящий путь протекал без остановок. Девок ожидали рынки Крымского и Астраханского ханств.